[B]Из интервью Валерия Перевозчикова с Леонидом Филатовым.
Больше всего на свете не люблю трусов, хамов и дураков
- Что вы больше всего цените в людях?
- Надежность, наверное. Можно окружить себя комфортом, благополучием, рядом с тобой будут умные, одаренные люди — но лукавцы. Но толь-ко в благополучной ситуации можно ценить такого рода комфорт. А в смутные времена я все-таки ценю надежность. Сюда входят и понятие чести, и некоторая доля отваги, и умение жертвовать собой.
- Зеркальный вопрос: чего вы не любите?
- Больше всего на свете не люблю трусов, дураков и хамов, а такие вещи взаимосвязаны, как соединяющиеся сосуды. Почему, как правило, трус еще и хам? Потому что это способ скрыть собственную ущербность. А почему хам, как правило, дурак? Потому что он не понимает невыгодности своего поведения.
- Что вы цените в мужчинах?
- В мужиках... Ну, все-таки некую щепетильность. Мужчина инстинктивно должен понимать, что можно, а что нельзя. Мы живем в таком перепутавшемся — в половом смысле — мире, что забываем: многие вещи все-таки основаны на вечных различиях между мужчиной и женщиной. А поскольку все так перепуталось, наши мужики — немножко истерические полудамочки.
- Ну и, естественно, что вы цените в женщинах?
- Я думаю, что женщина — существо, практически неподсудное. Во всяком случае, со стороны мужчин. Не потому, что она мать, сестра, жена, любовница или нечто, обозначающее красоту. Просто изначально в ней больше хорошего, больше мягкости.
- Что такое счастье, с точки зрения Филатова?
- О, тут я затруднюсь... Вот жена говорит: "Я — твое счастье". Это, в общем, так и есть. Но если пытаться сформулировать... Для меня главное несчастье — когда я не в ладу с самим собой. А это бывает часто. Поэтому те редкие минуты, когда я ощущаю себя адекватным своим представлениям о себе — как бы я хотел поступать и как бы я хотел жить, — вот моменты гармонии и счастья.
- Естественно, вы, как любой человек, думаете о смерти...
- Я боюсь смерти. К сожалению, не могу похвастаться, что я вот так легко и лихо готов уйти. Дело еще в том, что я в своем постижении Бога нахожусь пока на уровне философского допуска, а не той веры, которая уже держит тебя на плаву и окончательно убивает в тебе страх перед смертью. Той веры, когда ты начинаешь уже совершенно четко ощущать, что это не конец, что это, может быть, даже выход и продолжение, что к смерти нужно относиться совершенно нормально. Мое же отношение к этому — весьма литературное, я еще не дозрел, поэтому страх смерти во мне присутствует в очень сильной степени. Но все равно, он меньше, чем страх за своих близких. Это совершенно точно.
Я иногда думаю — хорошо бы знать день и час ухода, чтобы успеть что-то доделать, потому что я живу достаточно беспечно. Иногда работаю, работаю, работаю, а иногда долго-долго бездельничаю, провожу время в каких-то мечтах, полугрезах... Во всяком случае, как человеку, много думающему о смерти, мне бы хотелось, чтобы она была внезапной и легкой по возможности. Ну и изящной со стороны, как говорил Чехов. Так, чтобы никому не было противно и ни у кого не было бы со мной лишних хлопот...
[/B]